Вопросы М.А. Лаврентьеву:
Кто или что натолкнуло Вас на упоминание вычислительной техники в докладе юбилейной сессии АН в 1947 г.?
От кого Вы узнали об американских работах в области цифр[овой] вычисл[ительной] техники.
Когда на развитие вычислит[ельной] техники повлияли разработка атомных и ракетных проблем?
Уд[ельный] вес: 1. Атомщики, 2. Ракетчики, 3. Самолетостроители, 4. Конструкторы.
Ваши мотивы согласиться директорствовать в ИТМ. Как это связано с переездом в Москву.
При первом знакомстве с Паршиным. Кто был начальником ГАУ?
Чем объясняется секретность разработок ЭВМ. Кто оценил принципиальную новизну этого направления.
Это было не просто развитие. Это была борьба.
В 1947 г. состоялась юбилейная сессия Академии наук в честь 30-летия советской власти. На этой сессии мне было поручено сделать доклад о советской математике за 30 лет. В конце своего доклада я говорил о вычислительной математике и, в частности, сказал, что нам надо быстрее развивать вычислительные средства. Мы в этом деле отстаем от Запада.
Однако принимать решения о развитии вычислительной техники, особенно цифровой, было нелегко. В то время всё приборостроение было в руках Паршина. Это был своеобразный человек. Моё первое знакомство с ним относится к военному времени. В Математическом институте был комплекс счётно-аналитических машин – табулятор, сортировка и т. п. Работали они плохо, потому что не было хороших механиков. Стали подыскивать людей, но видим, что они все в разгоне: кто в Пензе, кто ещё где-то. А сделано было это по приказу Паршина. Ну, мы с Иваном Матвеевичем собрались к нему, чтобы этих людей нам передать. Он сразу: «Зачем это вам?». Мы напираем, что у нас есть важный заказ от ГАУ по баллистике. Он тут же снимает трубку, звонит начальнику ГАУ: в то время ... был начальником. «Привет! – говорит. – Тут у меня академики сидят. Чего это они тебе считают?». Отношение его к нашим потребностям было скептическим. «Вот, – говорит он, – когда мне надо было решить задачу, я взял 500 студентов, посадил их, дал каждому формулы, и всё сделали в два дня. А вы говорите – машины»!». Вот на таком уровне сначала решались все вопросы.
Другим трудным моментом была борьба со специалистами по электронным интеграторам и дифференциальным анализаторам. Специалистами по этому делу были академик Бруевич, Кобринский и Гутенмахер. Ну, они сначала цифровую технику не признавали. Вот, говорят, электроинтеграторы и дифференциальные анализаторы сделают вам все задачи, и прежде всего – самые сложные дифференциальные уравнения. Бруевич был первым директором Института точной механики. Паршин им дал рабочие площади на территории 2-го Московского часового завода.
Ну, время идёт. Вскоре после доклада стали эти вопросы обсуждаться на высоком уровне. И сразу – борьба между цифровой и аналоговой техникой. Бруевич, Кобринский, Паршин – за аналоговую, а Келдыш, Панов и я – за цифровую. Они никак не сдавали своих позиций. Когда было одно из решающих совещаний, они надеялись привлечь на свою сторону Канторовича. Его вызвали из Ленинграда, оплатили ему проезд. Он опоздал и пришёл на совещание, когда дискуссия была уже в разгаре. Он был свеж, и как развивалась дискуссия, не знал. Они с надеждой его спрашивают, а он сходу – конечно, цифровая техника. Ну, был конфуз для них большой.
В общем, приняли решение делать два типа машин – аналоговые и цифровые. Издали специальное постановление Совмина. Усилили ИТМ[10]. Добавили 200 ставок к 120 имевшимся, постановили строить новое здание. Сделали меня директором. Лебедеву квартиру [в Москве] не дали. Бруевич остался в институте заведовать отделом.
