Святослав ЛОГИНОВ
КАК Я ОХРАНЯЛ ПРИРОДУ
КАК Я ОХРАНЯЛ ПРИРОДУ
Действие первое. ДЕТЕКТИВНАЯ ИСТОРИЯ
Большинство людей любят читать дюдики, но в реальной жизни с ними не
сталкивались. У меня было с точностью до наоборот. Ну, не люблю я
детективы, а вот они меня -- любят. Эта история о том, почему
отечественный компьютер "Искра" уступал зарубежному аналогу. Я не
придумал в ней ничего и в тех случаях, когда сам свидетелем событий не
был и рассказываю с чужих слов -- честно предупреждаю читателя.
В 1979 году, окончательно разочаровавшись в своих способностях
научного сотрудника, я решил пойти на производство. Сжёг недописанную
диссертацию, бросил НИИ антибиотиков, где было хорошо и комфортно, и
устроился на предприятие со звучным названием ГСКТБППСМиОЗ МПСАиСУ
СССР. Год я учился произносить это заклинание без запинки и теперь
могу отстрелить его даже среди ночи. А в просторечии предприятие
называлось ГСКТБ "Счётмаш", то самое, что производило большие
интегральные схемы для "Искры" и ещё для каких-то надобностей. Моя
роль в этой организации заключалась в охране окружающей среды, так, во
всяком случае, я полагал в простоте душевной.
Человек я любопытный, а должность инспектора позволяла везде шляться и
всюду совать свой нос. На заводе было две площадки: первая, на Большой
Зелениной улице и вторая -- стеклянный кирпич на углу Левашовского
проспекта и улицы Ленина. Назывался кирпич "Комплекс БИС". Там-то и
делали большие интегральные схемы. На заводе была весьма популярна
поговорка: "Наши большие интегральные схемы -- самые большие в мире".
В мои функции, впрочем, входило не производство, а отходы, стоки,
которые с этого производства попадали в канализацию, а следом -- в
реку Карповку. Вредные стоки шли от гальванического участка, где
имелись ванны никелирования, цинкования, меднения и хромирования, то
есть полный набор тяжёлых металлов, а также с комплекса БИС, от ванн
травления. На первой площадке, где располагалась гальваника, имелись
очистные сооружения: закут с неработающими реакторами и сорокакубовый
отстойник во дворе. Вечно пьяная аппаратчица, жалобно матерясь,
готовила растворы бисульфита натрия, серной кислоты и соды, вёдрами
таскала реактивы, выливая их прямиком в отстойник, размешивала их как
могла дворницкой метлой, а затем, полагая, что большего от неё никто
требовать не может -- сливала весь этот компот в канализацию. Если
учесть, что в исходных стоках превышение ПДК по шестивалентному хрому
было в сотни раз, а после её операций -- лишь в десятки, полагаю, что
смысл в перемешивании метлой воды в сорокатонной бочке всё же был.
Комплекс БИС сливал концентрированную хромовую смесь и крепкие
кислоты: соляную, азотную и плавиковую. Очистных сооружений там не
было. Официально они строились и к тому времени, когда я поступил на
завод, строительство было закончено. Повторяю: всё это было
официально. На самом деле в огромнейшем помещении очистных сооружений
были установлены на фундаментах ёмкости для реагентов и чудовищный
круглый реактор, а вот обвязки не было, то есть, ни единая труба не
соединяла всё это в работоспособное целое, и уж конечно, ни к чему
эти "очистные" подключены не были, стоки напрямую перекачивались в
канализацию. Особенно меня порадовали железные ящики КИП. Вместо
полагающихся по штату контрольно-измерительных приборов в них
находилась пыль и паутина, а чтобы не нервировать окружающих, ящики
были опечатаны, и к смотровым окошечкам с обратной стороны подклеены
кусочки картона, на которых красиво нарисованы циферблаты
несуществующих приборов и стрелочки, навеки изображённые в положении
"норма".
Едва я успел ознакомиться с этой бутафорией, как явилась комиссия,
принимать выстроенные очистные в эксплуатацию. Высокие гости прошли
мимо очистных прямиком в кабинет заместителя главного инженера, куда
ещё с утра были принесены большие коробки, из которых вкусно пахло и
призывно булькало. Акт о приёмке был подписан, начался
пуско-наладочный период. Полагаю, что ответственный за строительство,
зам главного инженера -- Чернов Борис Николаевич в эту минуту вздохнул
с облегчением.
Кстати, все имена и фамилии в этой детективной истории подлинные, и
если кто-то из названных лиц сочтёт себя оскорблённым, ему
предоставляется полная возможность защищать свои "честь и достоинство"
в суде.
Некоторое время я искренне полагал, что с минуты на минуту на очистных
появятся какие-то шабашники, строительство будет авральными методами
закончено, и начнётся хоть какая-то работа. Однако работа началась в
цехах, кислоты и хромовая смесь потекли прямиком в Карповку.
Исполненный идиотской ответственности я попытался открыть глаза
руководству на истинное положение вещей. Я врывался в кабинет к
генеральному директору, к старшему инженеру и его заместителю, писал
проникновенные докладные записки о неудовлетворительном состоянии
очистных сооружений. Реакция руководства была чрезвычайно странной:
меня выслушивали, кивали, говорили какие-то слова, но ничего не
делали. Короче, к моему щенячьему хамству относились именно как к
щенячьему хамству. Подчинённого, если он лезет не в свои дела следует
быстро ставить на место, а мне всё сходило с рук. Теперь-то я знаю
причины такого странного отношения, а в те поры наивно полагал, что
так и должно быть, и злился лишь, что дело после моих эскапад и не
думает сдвигаться с места.
Тем временем полугодовой пуско-наладочный период закончился, и я
первый раз появился в кабинете главного инженера товарища Филиппова с
результатами анализа сточных вод, которые мне следовало отправить по
различным адресам: в санэпидстанцию, в управление "Водоканал" и в
Бассейновую инспекцию.
-- Превышения норм есть? -- доброжелательно спросил главный.
-- Превышения проставлены красным.
Товарищ Филиппов критически оглядел таблицу, заполненную по
преимуществу красными чернилами, и задал следующий вопрос:
-- А нормы какие?
-- Предельно-допустимые величины проставлены здесь, -- указал я на
верхнюю строчку.
-- Вот впишите их сюда, подпишитесь и можете отправлять.
Честно говоря, я разозлился, да и долгая безнаказанность изрядно
развратила меня, потому что я отрезал решительно:
-- Не буду! Фальшивками никогда не занимался.
Главный пожал плечами, не меняя доброжелательного выражения лица,
нажал на кнопку звонка и сказал появившейся секретарше:
-- Перечертите вот эту табличку, только вместо этих красных цифирек
повторите вот эти синие. А потом принесёте мне на подпись. А вы
свободны, -- повернулся он ко мне.
Несмотря на всю свою наивность, я был уверен, что с этой минуты
свободен от занимаемой должности, однако, этот выкидон, как и все
предыдущие сошёл мне с рук. Теперь сотрудники лаборатории (а группа,
считая меня состояла из трёх человек) проводили не только ежедневные
экспресс-анализы, но и ежемесячный полный анализ сточных вод.
Результаты я относил Филиппову, там они переписывались и отсылались по
адресам. За моей подписью не ушло ни единой фальшивки, но дела это
абсолютно не меняло.
В конце концов, такое положение вещей взяло меня за живое. Ну, хорошо,
пусть "Водоканал" и "Бассейновая инспекция" верят той лаже, что им
присылают, но ведь СЭС делает собственные анализы, регулярно отбирая
пробы на выходе коллектора в Карповку. Допустим, кислоты могут
нейтрализоваться человеческими фекалиями и прочими бытовыми стоками,
но ведь фтор никуда деться не может и его просто обязаны обнаружить!
Однако СЭС молчит, словно сточной воды в рот набрало.
В ту пору я был молод, энергичен и любопытен, а потому в один
прекрасный день явился на набережную Карповки и отобрал пробу воды,
текущей из канализационной трубы, как раз в то время, когда на выходе
должен был находиться пик выбросов. Удивительным образом анализы дали
отрицательные результаты. То есть, всякой дряни в стоках было более
чем достаточно, но ни кислот, ни фтора, ни хрома я не обнаружил.
Тогда, вооружившись железным крюком и пробоотборной кружкой, я начал
вскрывать канализационные люки, ведущие к родному предприятию.
Открытие, которое я сделал, ошарашивало. Оказывается, адская смесь
сливаемая комплексом БИС, давно съела трубы, растворила бетонную
подложку и теперь просто утекает в землю. То есть, где-то неподалёку
от музея-квартиры В.И.Ленина под землёй располагается небольшое
кислотное озеро, прекрасно растворяющее глину, песок и вообще, что
угодно, и каждый рабочий день в него добавляют около полтонны
кислоты. Я представил, как однажды утром один из домов, со всеми
жителями и музеем-квартирой вождя проваливается под землю, и мне стало
нехорошо. Перед воспалённой совестью замаячил призрак ответственности.
Теперь я понял, почему так снисходительно относилось ко мне
руководство родимого ГСКТБППСМиОЗ. Должность моя называлась вовсе не
руководитель группы сточных вод, а зицпредседатель. На предприятии
никто и не думал заниматься очисткой сточных вод, деньги на
строительство очистных сооружений давно были растрачены, и никаких
работ в ближайшие годы не ожидалось. А на случай, если всё-таки грянет
гром, на предприятии имелся козёл отпущения, на которого можно было
свалить всё, что угодно. Потому с меня и не требовали практически
никакой работы и до поры прощали моё неумное хамство. С козлами и
зицпредседателями всегда обращаются так.
Здравый смысл требовал немедленно бежать с такой должности, но я
предпочёл вступить в борьбу. Прежде всего, следовало обезопасить самого
себя. Я прекратил бесцельные демонстрации, в кабинетах начальства
больше не появлялся. Зато я стал еженедельно писать обстоятельные
докладные на имя генерального директора, главного инженера и его
заместителя, в которых сообщал об истинном положении вещей. Но их я уже
не пихал лично в руки начальству, а, как и полагается, передавал
секретаршам. Под расписку. На вторых экземплярах докладных теперь
красовались подписи свидетелей. За два месяца таких докладных
скопилось больше двух десятков, и я решил, что пришла пора идти
сдаваться. Однако судьба опередила меня: на завод явилась с проверкой
инспектор "Водоканала" Наталья Сергеевна Фефелова.
Поднятый по тревоге я нашёл инспектора во дворе комплекса БИС. Вокруг
невысокой женщины уже толпились зам главного инженера Чернов, главный
энергетик Чепинога и мой непосредственный начальник -- зав сектором
422 Суровый. К этой же компании примкнул и я, ставши позади рабочего с
железным крючком для открывания люков.
-- Вы мне лапшу на уши не вешайте! -- сердито говорила Наталья
Сергеевна. -- Какая же это технологическая канализация? Это --
общесплавная, вон, там какашки плавают!
-- Плавают, -- соглашался с очевидным Борис Николаевич. -- И мы
понимаем, что это нарушение, но что мы могли поделать? Дело в том, что
проектировщики все туалеты в этом здании заложили на чистой половине,
так что обычному персоналу, ну хоть бы с тех же очистных, просто
некуда сходить по нужде. Вот мы и устроили для них туалет в помещении
инструментальной кладовой. А там общесплавной канализации нет, только
технологическая. Туда мы и сделали врезку. Конечно, так не полагается,
но как иначе исправить это дело?
Я слушал и начинал понимать, что всякая большая ложь на девяносто
процентов состоит из правды. Действительно, комплекс БИС был
запроектирован уникальным образом. Полупроводниковое производство
предъявляет чрезвычайно высокие требования к чистоте всех без
исключения материалов и, в том числе, окружающего воздуха.
Производственные помещения были герметизированы, воздух, пропущенный
через несколько фильтров, подавался туда под повышенным давлением, так
что в дверях навстречу входящему дул ветер, чтобы ни единая пылинка не
могла влететь через приоткрывшиеся на миг двери. Работники, в основном
девятнадцатилетние девушки, перед началом рабочего дня принимали душ,
надевали на голое тельце голубые комбинезончики из специальной
непылящей ткани и лишь затем проходили на чистую половину. И вот там,
на чистой половине и располагались все туалеты, так что рабочий с
очистных или дворник для того, чтобы пописать, должен был тоже
принимать душ и облачаться в голубое. Чтобы избежать этого, был
оборудован сортир в инструментальной кладовой. Так что всё в словах
Чернова было правдой кроме одного: люк, перед которым стояла
инспектор, и впрямь принадлежал общесплавной канализации, никаких
технологических стоков там не было. А настоящий люк, предусмотрительно
забросанный строительным мусором, находился шагах в двадцати от этого
места.
-- Тут на плане два люка обозначены, -- твердила Фефелова, тыча
пальцем в развёрнутую синьку. -- Где второй люк?
-- Нету, -- нагло врал Чернов. -- Это же проектные чертежи, а на деле
никакого люка нет, врезка в подвале, где даже смотрового колодца не
устроить. Это строители что-то напутали.
И тогда я понял: сейчас или никогда. Всё начальство почтительно
толпилось вокруг инспектора, рабочий скучно ковырял крюком асфальт
и, кажется, вообще никуда не смотрел. А я стоял у всех за спинами,
видимый только представителю "Водоканала". Я поднял руку и помахал,
привлекая к себе внимание. Затем отошёл на несколько шагов, приподнял
снятую с петель дверь и указал на люк, скрытый под ней. В лице
Фефеловой ничто не дрогнуло. Она дождалась, пока я положу дверь на
место и вернусь к группе, после чего с сомнением произнесла:
-- Всё-таки странно... Если первый люк здесь, то второй по плану
должен находиться приблизительно вот тут, -- пальчик указал на
преогромную кучу мусора, скопившегося во дворе. -- Ну-ка, откиньте эти
доски, -- последовал приказ чернорабочему, -- эту дверь в сторону... а
это что такое? По-моему, это люк.
Внешность Чернова в эту минуту совершенно точно соответствовала его
фамилии.
Люк был открыт, глазам предстал хрустально-чистый ручеёк, бегущий по
изъеденной бетонной подложке. Невооружённым глазом было видно, как
шипит и растворяется бетон. В поливиниловый стаканчик была отобрана
проба. Как известно со школьных лет, лакмусовая бумажка от кислоты
краснеет. На этот раз она не покраснела, а стала чёрной, сгорела
бедная, не выдержав действия концентрированных кислот.
-- Понимаете, у нас авария, -- путано объяснялся Чернов. -- Впервые
с момента пуска комплекса -- залповый аварийный сброс. И тут, как
назло, вы с проверкой...
Наталья Сергеевна слушала, кивала, но акт был составлен в самой
жёсткой форме с предупреждением об уголовной ответственности.
-- Чтоб завтра ваш главный инженер явился с объяснениями к нашему
начальству, -- сказала инспектор на прощание.
На рабочее место я вернулся с чувством злорадства и тревоги
одновременно. Через полчаса объявился и мой начальник -- Сергей
Петрович Суровый, энергичный юноша комсомольской внешности.
-- Вот что, -- сказал он с порога, -- бросайте все эти глупости,
анализы-манализы, вам для анализов двух лаборантов взяли, а ваше дело
-- охрана природы!
"Ага! -- подумал я. -- Зашевелились!"
Завтра с утра, -- напористо продолжал Сергей Петрович, -- поезжайте в
"Водоканал", поговорите с Фефеловой, в ресторан её пригласите, если
нужно -- переспите с ней, дама молодая, симпатичная, а кольцо на левой
руке -- заметили? Короче, сделайте её вашим лучшим другом, чтобы она
прекратила цепляться к нам. Матпомощь на ресторан вам выпишут.
Чего угодно ждал я, но не подобного распоряжения! Вот тебе и охрана
природы!
-- Понял... -- судорожно кивнул я. -- Завтра прямо с утра.
И на следующий день, не заезжая на службу, я отправился в управление
"Водоканал". Наталья Сергеевна встретила меня узнающей улыбкой,
предложила сесть, спросила:
-- Они вас прислали? Я же сказала, чтобы приехал главный инженер, и не
ко мне, а к Гринбергу...
-- Я по личному вопросу, -- поправил я. -- Дело в том, что руководство
моего предприятия поручило мне переспать с вами.
Всё-таки Наталья Сергеевна железная женщина! Брови её удивлённо
полезли вверх, но она лишь протянула саркастически:
-- Да-а?..
И тогда я заложил родное предприятие по полной, рассказав всё. И о
метле, заменяющей реактор на первой площадке, и о картонках,
подклеенных в ящиках КИП, и о том, как осуществляется перекачка
стоков, и о таинственной подпольной гальванике в одном из корпусов на
первой площадке.
В мемуарной литературе автор порой прибегает к лирическим
отступлениям. В данном случае требуется техническое отступление, ибо
подпольная гальваника сыграла решающую роль в этой криминальной
истории.
Повторюсь, я очень любопытен и экскурсии моё любимое занятие. Поэтому
в рабочее время я частенько шатался по заводу, заглядывая во все углы,
благо что инспекторская должность позволяла мне заниматься подобными
делами. Во время одной из таких прогулок на четвёртом этаже старого
заводского корпуса я обнаружил гальванический участок, не отмеченный в
моих бумагах. Ряды электролизных ванн не оставляли сомнения, что
передо мной именно гальваника, однако, когда я, представившись,
спросил, чем, собственно, этот участок занимается, то услышал ответ:
-- Шильдики делают.
Вот уж о шильдиках я к тому времени был наслышан изрядно! Шильдик,
ежели кто не знает, это тоненькая алюминиевая полоска, на которой
написано название изделия. Шильдики встречаются на холодильниках,
телевизорах... были они и на компьютерах "Искра". Фирменную надпись
вытравляют на алюминии раствором хлорного железа.
Четырёхсоткилограммовая бочка этого реактива стояла под аркой во дворе,
и однажды во время сильного дождя хлорное железо было подмочено и
растеклось по двору. Это был единственный случай, когда на мою
докладную отреагировали немедленно, соорудив поддон. Впрочем, через
месяц пустую прохудившуюся бочку увезли и притаранили другую, тоже
четырёхсоткилограммовую. И я надолго остался в недоумении -- куда
уходит такая прорва хлорного железа? По моим прикидкам выходило, что
заводу одной такой бочки хватит лет на двести, а бочки менялись с
завидной регулярностью раз в три-четыре месяца. А теперь объявился
целый участок по изготовлению шильдиков, хотя с подобной работой
вполне справился бы один человек, примостившийся с фотокюветой на
уголке лабораторного стола.
Когда я попросил показать изготовление шильдиков, мне с готовностью
продемонстрировали стол и две кюветы, в одной из которых шильдики
травились, во второй -- промывались.
-- А это всё зачем? -- я обвёл широким жестом ряды электролизных ванн.
-- Это запасная гальваника. Старая, сами знаете, на ладан дышит.
-- Какая же она запасная, если в ваннах растворы?
-- Так они же холодные. Можете потрогать. Никто с этими ваннами не
работает.
"Тайна заброшенной гальваники", -- какое прекрасное название для
приключенческой повести! Каждую неделю я заходил на четвёртый этаж и
ни разу не видел, чтобы там делали хоть что-то кроме шильдиков. Ванны
всегда были холодными. Но при этом растворы таинственным образом не
высыхали. Загадка работающе-неработающего участка не давала мне покоя
и, наконец, я решил проверить, что за жидкости так упорно не желают
высыхать в неработающих ваннах. Взял фарфоровую эрлиховскую кружку и
отправился отбирать пробу на анализ.
Ничего сделать я не успел. Едва я сунулся к ванне со своей кружкой,
как получил крепкую оплеуху.
-- С ума сошёл! -- начальник участка, крепкий парень с короткой
стрижкой, уже был рядом, и взгляд у него был бешеный. -- С такой
кружкой в раствор!.. Жить надоело?
-- Там плавиковая кислота, что ли? -- только и мог спросить я.
-- Вот именно! Видишь же, закрыто крышкой, так и нечего лезть!
Уходил с участка в смятении чувств. Конечно, получить плюху -- мало
приятно, но у начальника просто не было времени по-другому остановить
дурака, вздумавшего лезть фарфором в плавиковую кислоту. Мне ещё не
хватало кварцевый стакан взять... И себя бы отравил и всех окружающих.
И стекло, и фарфор, и кварц растворяются в плавиковой кислоте, выделяя
газообразный тетрафторид кремния, которым очень просто отравиться. Вот
только для каких надобностей плавиковая кислота может быть налита в
электролизные ванны и почему пары чистой кислоты безо всякого фарфора
не потравили работников? Ведь этой кислоты там сотни литров, а особо
мощной вытяжной системы я не заметил. Понять этого я не мог и решил
как-нибудь на досуге явиться с поливиниловым отборником для особо
агрессивных жидкостей и отобрать пробу по всем правилам. Однако,
поленился, а потом обнаружил кислотное озеро под домами Петроградской
стороны и мне стало уже не до подозрительной гальваники, в ваннах
которой почему-то налита плавиковая кислота. Тем не менее, я про неё
не забыл и подробно рассказал Наталье Сергеевне, где именно находится
данный объект.
-- Хорошо, -- подвела итог моему рассказу Фефелова. -- В следующий раз
я приду с представителем "Рыбнадзора".
А "Рыбнадзор" в Ленинграде всегда был организацией, которой
побаивались, ибо бассейн реки Невы это не только корюшка, которой по
весне лакомился простой люд, но и миноги, попадающие на стол только
самым высокопоставленным слугам народа. И, разумеется, местному царьку
Романову вовсе не улыбалось кушать миноги, замаринованные ещё при
жизни во фтористо-водородной кислоте.
На следующий день, явившись на службу, я сообщил товарищу Суровому,
что неподкупный инспектор спать со мной не согласилась, а намерена
продолжать разбирательство и собирается вызвать "Рыбнадзор". В конце
концов, в мои планы вовсе не входило установление какой-то там
абстрактной справедливости, я хотел только, чтобы руководство
предприятия начало работать. И я увидел эту работу во всей красе.
Суровый повёл меня к Чернову, где мне пришлось повторить рассказ о
железной непреклонности инспектора.
-- Ах, вот как? -- ощерился тов. Чернов. -- Я эту стерву уволю!
Немедля была снята трубка телефона, зам главного инженера СКБ
"Счётмаш" звонил главному инженеру "Водоканала" товарищу Гринбергу. Из
этого разговора я узнал много любопытного. О нет, Гринберг не брал
взяток! Разве можно назвать взяткой партию компьютеров, которую
"Счётмаш" безвозмездно обещал передать "Водоканалу"? Ведь это даже не
борзые щенки, и к тому же Гринберг брал их не лично себе, а для
работы... И всё-таки, избавиться от ощущения барашка в бумажке не
удавалось.
(продолжение следует)