В удивительно круглую дату, 64 года со дня Постановления Центрального Комитета и Совета министров СССР о создании Северного испытательного полигона на островах Новой Земли, хочется процитировать Сказку о радиолампах, из книги об академике С. А. Лебедеве.
Чего не бывает в Новогодние ночи и вечера?! В одной из комнат собрались... лампы и блочки. Старая, толстая 6ПЗ спросила у своей миниатюрной соседки 1Ц1:
— Милая, тебя еще не испытывали на тряску? Ну тогда ты не знаешь, что такое жизнь в институте...
А началось все с обычного распределения. Куда пошлют? Где придётся работать? Эти вопросы сильно волновали партию новых ламп.
Я слышала, что лучше всего попасть в резерв к Кадыковой и там спокойно лежать.
Ничего себе, — возразил пентод — лежи и нервничай, кто в конце концов тебя заберет? Нет уж, любая определенная работа лучше!
А по мне, все равно, где бы не работать — лишь бы не работать! — сказал Диод с потерянной эмиссией.
В это время высокочастотный пентод с хорошей характеристикой чем-то приглянулся Гущину и он сунул его в карман. «Значит на особо важную работу!» — подумал Пентод, стоя в кармане на голове. Через два часа после страшной тряски и мучений, когда у Пентода появились первые признаки морской болезни, его достали из кармана и вставили в телевизор.
«Наконец-то» — подумал, разогреваясь, Пентод — «Распределился!»
Пентод нагрелся и погрузился в воспоминания. Уютный заводской склад. У каждой лампы аккуратно сложенная бумажка: паспорт — диплом, дающая ей все права на интересную работу.
Лампы-выпускники были все разные и работать должны были по разным специальностям. Здесь находились и мощные 6ПЗ, и высокочастотные умницы 6Ж4, строгие 6П9, простоватые 6X6 и еще много других.
Наконец, в зал, где находились выпускники, пришли представители научных учреждений и заводов. Среди них выделялась одна женщина, и все лампы обратили на нее внимание. Она непрерывно и энергично говорила, жестикулировала и что-то доказывала своим коллегам. Поток слов был настолько обилен, что у многих 6П9 завибрировали катоды и они невольно подумали: — «Пожалуй, полоса пропускания пошире, чем у нас!»
Женщина первая подошла к ящикам с лампами, стукнула по ним рукой, так что лампы подпрыгнули и оробели, и заявила:
Эта партия моя! Можете грузить!
Простите, — робко возразил какой-то полковник, — Я еще вчера договорился...
То, что Вы договорились, не играет никакой роли! У меня здесь связи! Начальник снабжения мой друг! Эту партию забираю я! Кончено! К погрузке!!
Оторопели лампы от такой энергии и уверенности, оторопел от связей полковник, и лампы уехали. Все сосредоточенно молчали и только двойной Триод, подтолкнув в бок 6ПЗ, пытался пошутить:
— Вот, Тетродик, а ты все еще считаешь себя мощной женщиной. Учиться надо!
Всю дорогу было слышно, как женщина в кабине громко ругала каких-то Чепурнова, Пудова, Хавкина. Она так заговорила шофера, что машина начала неуверенно вилять и рыскать по сторонам.
Воспоминания Пентода прервал пришедший Бланк-импульс. Начиналась телевизионная передача, пора было работать...
А какова же судьба остальных ламп? В институте их шумно встретили сотрудники и наперебой приглашали лампы к себе. Было весело и радостно. Особенной любовью к лампам отличались Хавкин и Неслуховский. Они старались схватить как можно больше молодых выпускников и все время загоняли их в угол, прикрывая своим телом. Другой начальник, Зимин, иронически смотрел на их старания и веско заметил:
— Напрасно жадничаете, все равно все через меня пройдут!
Но его не слушали. Между лампами туда и сюда сновал Неслуховский, здоровался, поздравлял, что-то спрашивал и, недослушивая, бежал дальше. Его сразу запомнили все без исключения лампы, потому что он очень суетился и, похоже, не желал лампам ничего плохого.
Были и другие сотрудники на этой встрече, были здесь и опытные, уже поработавшие лампы...
Так началась служба ламп. Одни попали на интересное, творческое дело — работали в сложных генераторах и высокочастотных триггерах. Другие — на скучную эксплуатацию.
Лампы познакомились со всеми инженерами, с порядками в институте, т. е. стали полноправными членами коллектива.
Неслуховского, который показался им таким приятным, они не любили, потому что он всегда суетился и заставлял инженеров бить лампы по головам, что, естественно, было очень больно и неприятно.
Главным же врагом считался Зимин. Его не только не любили, но и побаивались.
— Непонятна мне психология этого человека, — рассуждала 6Е5, зеленая от злости — ну кому охота стариться? Посадить бы его самого лет на пять в закрытую, пустую комнату с единственной целью — состариться, вот тогда психология бы изменилась!!
Все же, несмотря на свои симпатии и антипатии, лампы вели яркую и интересную жизнь. Они с удовольствием вставали в любые схемы, генерировали импульсы, синусоиды, свистели и возбуждались. Были среди ламп небольшие увлечения и даже романы. Влюбленные лампы старались работать в соседних панельках и были счастливы. Теряли эмиссию они обычно дружно и одновременно.
Случалась и несчастная любовь. Один из Триодов в течение двух лет раскачивал толстуху 6ПЗ, да так и не раскачал... Говорят, он умер от разрыва нити накала.
Варфаломеевская ночь... Казалось, только люди понимают весь кровавый ужас этой формулировки, но как они заблуждаются! Варфаломеевская ночь — это профилактика! Так вам скажет любая лампа, попробуйте, спросите у нее.
После произнесения этого страшного слова начиналось Вавилонское столпотворение...
Конец света...
Ужас...
Мрак...
Все бегали, ругались, без всяких на то причин выдергивали здоровые лампы, заменяли их больными. Самые умные лампы с прекрасной отсечкой летели в ящик с отбросами, а чахлые старики, у которых крутизна безвозвратно упала и никогда уже не поднимется, ставились на их место. Да, пожалуй, будет лучше не рассказывать больше об этом кошмаре!
Но почему нет ни слова о женщинах? Неужели в институте их не было или они не общались с лампами? Такая постановка вопроса была бы несправедлива.
Вообще у ламп все не как у людей! Все люди любили Зою Московскую, а большинство ламп относились к ней подозрительно и недружелюбно. Особенно не любили ее диоды.
— Подумаешь, умница какая, — рассуждали они — игнорирует нас. Ничего, милая
девушка, помучайся, помучайся со своими кристаллами...
— Да, это только в институте она хорохорится, а дома совсем другая, небось в свои приемники и телевизоры кристаллы не ставит!!
Хорошо относились лампы к Воронцовой и, хотя она часто путала Триоды с Пентодами, на нее не обижались и любили за нежность. Никто так осторожно и любовно не прикасался к лампам, ничей платок не имел такого тонкого и приятного запаха. Лампы любили бестолку поваляться в ее нежных руках.
Политику среди ламп определял ламповый измеритель ИЛ-12. Он считался главным политическим деятелем, но даже этот суховатый прибор недовольно ворчал, когда в лабораторию входила та, чье имя вы найдете в либретто оперы «Иван Сусанин» одним из первых.
— Ходячая газета какая-то! — покачивая стрелками, бормотал ИЛ-12 — Во мне
и то, наверное, больше человеческого...
Во время длинных вечеров и ночей лампам было приятно смотреть, как мирно беседуют между собой Сева и Неля... Это бывало так лирично и хорошо, что даже высокомерная 6П9 начинала лучше относиться к своему подсекающему диоду.
Большим событием считались дни, когда приходил академик Лебедев с большой группой иностранных гостей и, подходя к какой-нибудь лампе, показывал на нее пальцем и говорил:
— Вот это важный элемент!
И та лампа, что оказывалась на этом месте, надувалась, краснела и давала максимальную крутизну, а все лампы относились к ней с уважением.
Много было событий, много было ламп и инженеров, да всего не расскажешь... Да и нужно ли это? Ведь психология ламп настолько отлична от человеческой, что их трудно понять. Правда, она продолжает развиваться и, в свете кибернетики, скоро должна приблизиться к нашей.
— Подождем, пока кибернетика станет наукой, вот тогда и поговорим!
